гаерский тон
Третьего дня Шнырик закопал картофель под коврик (картофель давали именно тогда, и тогда же съели, но некоторую часть он успел заныкать). Узнали мы об этом сегодня, когда во время вечернего киносеанса он явился в комнату и начал извлекать картошку из-под ковра. Рыл долго, как будто надеялся еще и котлету там найти, чего случиться не могло - котлет тут не дают. Он долго играл с картофелиной, гонял ее по комнате, задрав свой хвост, а потом угостился. Вечно голодная Адель взирала на него с молчаливым укором, но подойти не осмелилась. Кот - мужик серьезный и постоянно ее прессует. Ну и ладно, лично я считаю, что ей не мешало бы похудеть. Раза в два, потому что она вдвое толще среднестатистической чихуахуа. Но все равно не могу забыть ее голодные тоскливые собачьи глаза. Она вообще выбрала для себя позицию бедной забитой жертвы, и уже настолько прочно вжилась в роль, что поджимает хвост даже когда ее гладят и хвалят. Я неоднократно говорила ей, что она - взрослая эмансипированная женщина, она могла бы вести себя соответственно, начать бороться с котом за свои права, бороться с хозяйским произволом, когда ее шпыняют просто по привычке. Но она делает вид, что собаки не понимают человеческих слов, уши поджимает.
Ах, иметь бы мне хвост и такие уши, я бы поджала их сейчас, чтобы всем своим существом выразить собственную неизбывную тоску. Нет, не по еде или увеселениям, скорее - по хозяйской ласковой руке. По руке, которая хвалит и карает, которая велит, и не усомнишься в ее велениях.По несбыточному, невозможному, по тому, чему все мое гордое существо всегда противилось и никогда не перестанет.
В конечном итоге я добилась, я избавилась от зависимости от людей, я в себе купирую любые зачатки эмоций к людям. Только ли для того, чтобы меня в это тыкали носом и говорили мне, что я не берегу никого и никого не держу? Не берегу и не держу. Как будто бы аскетизм - плохо. Говорят так, словно мой путь к полному воздержанию от эмоциональной зависимости был легким. Люди вокруг искушают, что ли, как рюмка - алкоголика. Расслабляют, вроде. Я могла бы себе позволить выть от тоски, если бы я была маленькой жирной чихуахуа. На своем месте я не могу позволить себе тоску. Ясное дело, когда-нибудь я сорвусь, как любой завязавший торчок. Когда-нибудь, когда-нибудь сорвусь. На какой-нибудь очередной душераздирающей итальянской песне о любви.
Ах, иметь бы мне хвост и такие уши, я бы поджала их сейчас, чтобы всем своим существом выразить собственную неизбывную тоску. Нет, не по еде или увеселениям, скорее - по хозяйской ласковой руке. По руке, которая хвалит и карает, которая велит, и не усомнишься в ее велениях.По несбыточному, невозможному, по тому, чему все мое гордое существо всегда противилось и никогда не перестанет.
В конечном итоге я добилась, я избавилась от зависимости от людей, я в себе купирую любые зачатки эмоций к людям. Только ли для того, чтобы меня в это тыкали носом и говорили мне, что я не берегу никого и никого не держу? Не берегу и не держу. Как будто бы аскетизм - плохо. Говорят так, словно мой путь к полному воздержанию от эмоциональной зависимости был легким. Люди вокруг искушают, что ли, как рюмка - алкоголика. Расслабляют, вроде. Я могла бы себе позволить выть от тоски, если бы я была маленькой жирной чихуахуа. На своем месте я не могу позволить себе тоску. Ясное дело, когда-нибудь я сорвусь, как любой завязавший торчок. Когда-нибудь, когда-нибудь сорвусь. На какой-нибудь очередной душераздирающей итальянской песне о любви.